Доллар дешевеет: почему это плохо - экономист

Доллары и холодильники в списках не значатся

– Жаксыбек Абдрахметович, мы с вами чуть больше месяца назад разговаривали о том, что в Казахстане из-за пандемии коронавируса и обвала цен на нефть возможен экономический коллапс. Но вот наступило лето – нефть дорожает и даже доллар дешевеет. Так, может, всё не так страшно?

– Ну, давайте с доллара начнём. То, что он дешевеет, – это, с одной стороны, следствие роста цены нефти, с другой – естественная реакция рынка на кризис. Для нас доллар – это такой же товар, как телевизор или апельсин. И, когда в доме становится меньше денег, люди явно не будут покупать новый телевизор или много апельсинов.

И это не метафора: люди действительно меньше покупают импортных товаров, в том числе одежды, техники и так далее. В недавно открывшихся торговых центрах стараются продать то, что было ещё до карантина, новый ассортимент почти никто не завозит, а значит, валюту на закуп не тратит. Также у нас традиционно население покупало её для поездок в отпуск. А сейчас границы закрыты, и доллар, соответственно, уже на эти цели не так нужен.

Пару месяцев назад все боялись девальвации и роста цен, которые бы она спровоцировала, но у нас сложилась такая ситуация, когда у людей просто не хватает денег на покупки. А значит, продавцы не могут поднять цены.

И этот процесс снижения покупательского спроса затрагивает не только население, но и крупные компании. Традиционно одними из самых стабильных покупателей долларов были нефтегазовые компании, которым надо было обновлять оборудование и модернизировать производство. А сейчас, когда на нефтяном рынке застой, они эти расходы сокращают.

Так что я бы сказал, что дешевеющий доллар – это в первую очередь сигнал о том, что кризис становится более глубоким. И очень важно, чтобы мы этот сигнал вовремя уловили. Да и вообще, если мы хотим выбраться из кризиса с наименьшими потерями, надо, чтобы правительство не реагировало на те или иные факторы и события, а принимало превентивные меры.

– А сейчас, по вашему мнению, этого нет?

– Я не знаю. Если опираться на те сообщения, что есть в СМИ, складывается впечатление, что меры по спасению экономики носят фрагментарный характер и являются лишь реакцией на события.

Так, например, у нас в последние годы самой важной с точки зрения занятости населения была сфера услуг: туризм, дополнительное образование и развлечения. Но именно эти отрасли и пострадали от коронавируса больше всего: закрыты международное авиасообщение, гостиницы, рестораны, платные курсы… В условиях угрозы сокращения доходов или фактической их потери люди перестали покупать не только машины и технику, снизился спрос на одежду. И, если не напитать экономику деньгами, большинство занятых в этих секторах просто останутся без работы.

Так что повторю: я не знаю, насколько адекватны меры, принимаемые сейчас нашим правительством. Но очень надеюсь, что информация, которая выносится на всеобщее обсуждение и обозрение, лишь часть комплексного плана, который просто ещё не опубликован. Со мной в камере сидели законченные наркоманы — Кулекеев рассказал, как отбывал тюремный срок

На нефть надеяться не приходится

– Традиционно ключевой отраслью казахстанской экономики был нефтегаз. И если ещё три месяца назад цены на нефть уходили в глубокое пике, то сейчас медленно, но верно растут. Есть ли надежда на то, что чёрное золото снова спасет казахстанскую экономику?

– Да, цена на нефть растёт. На марку Brent за май она выросла на 46 процентов, на американскую WTI – почти на 90 процентов. Но все равно это гораздо меньше по сравнению с аналогичными показателями прошлого года. И до сих пор Brent не перешагнул психологический рубеж в 40 долларов за баррель (интервью писалось 2 июня, 3 июня нефть марки Brent уже торговалась по 40 долларов за баррель. – Прим. авт.). А для нас, напомню, цена ниже этой планки – убыточна. То есть сейчас казахстанские нефтяные компании живут, расходуя накопленные ресурсы, и работают в убыток.

Это с одной стороны. С другой – не забывайте, что цены выросли не за счёт увеличения спроса, а за счёт сокращения странами добычи нефти в рамках апрельского соглашения ОПЕК+. Что это значит?

Нефтяная отрасль – это не только и не столько добыча. Просто цифры: в Казахстане в отрасли трудятся более 200 тысяч человек, из них непосредственно в нефтедобыче – примерно 45 тысяч. Все остальные – это сервисные компании: ремонт оборудования и транспортировка, научные изыскания, геологоразведка и так далее. Сейчас, когда объёмы добычи, согласно договору, будут сокращаться примерно на четверть в течение ближайших двух лет, абсолютно логично то, что нефтяные компании не будут вкладываться в сервис.

Зачем искать новые месторождения, если даже имеющиеся нельзя использовать по максимуму? Зачем покупать новое оборудование, если неизвестно, что будет со спросом завтра?

И если добыча ещё как-то переживёт эти два года, то судьба нефтесервиса туманна. Как и работников сектора. И, что особенно тревожно, большинство из них – высококвалифицированные специалисты с соответствующей зарплатой. А это как раз тот самый средний класс, который ходит в рестораны, ездит в путешествия, покупает технику и квартиры, то есть формирует покупательский спрос внутри страны.

– Вы прогнозируете безработицу среди нефтяников?

– Мне кажется, у нас есть некоторое недопонимание серьёзности сложившейся ситуации. И речь не только о Казахстане. Предполагалось, что человечество очень быстро победит коронавирус, что он окажется локальным либо же сезонным. Но прошло почти полгода, вирус никуда не делся. Чтобы хоть как-то поддержать экономику, правительства стран мира решили постепенно ослаблять карантинные меры. Но где гарантия, что эпидемия не вспыхнет с новой силой и карантин не будет возобновлен?

Пока не устранена главная угроза экономического роста, говорить о том, что экономика начинает восстанавливаться, нельзя. Это с одной стороны.

С другой – все кивают на кризис 2008 года и говорят, что у нас есть опыт прохождения таких сложных этапов. Но тот кризис затронул в основном финансовый рынок, реальное производство фактически не пострадало. Если говорить о нас, то в 2008 году казахстанские нефтяные компании особого кризиса не почувствовали: были высокая цена на нефть и стабильный спрос. Сейчас же всё иначе. Нефтяным компаниям просто не на что восстанавливаться, более того, уже законодательно закреплено, что от своей основной деятельности они доходов в ближайшее время не дождутся.

И самый главный вопрос сейчас: как долго это все продлится? Проблема в том, что чёткого ответа на него нет.

В апреле Международный валютный фонд заявлял о том, что падение мировой экономики составит 3 процента против прогнозируемого ранее роста в 2,3 процента. Но недавно глава МВФ сказала, что летом этот прогноз снова будет пересмот­рен в сторону уменьшения. Потому что для многих стран кризисные явления оказались более сильными, чем предполагалось. Так, например, в США уже сейчас за пособием по безработице обратилось почти 40 миллионов человек. Такой безработицы там не было со времен Великой депрессии. Казахстан – тоже часть мировой экономики, не думаю, что у нас дела обстоят намного лучше. Но я буду рад ошибиться.

Нур-Султан